Союзное движение 17 марта

Памяти Бориса Гунько

В историю мировой литературы вошло немало поэтов, чье творчество было неразрывно связано с борьбой за освобождене трудового народа. Среди них автор «Интернационала» Эжен Потье, профсоюзный вожак Джо Хилл, которого казнили гордящиеся своей демократичностью США, наш соотечественник В.В. Маяковский, Бертольд Брехт…

В конце 20-го века почетное место в этом списке занял уже очень немолодой к тому времени инженер-химик Борис Михайлович Гунько. Он умер 10 лет назад 4 мая 2006 года. 6 мая московские коммунисты проводили его в последний путь.

Борис Михайлович родился 31 августа 1933 года в семье потомственных дворян, ставших коммунистами. Его дед, старый большевик, был расстрелян в конце 1930-х годов, а отец длительное время находился в заключении.

Тяжелые испытания, выпавшие на долю семьи, не толкнули ее членов на путь антисоветизма. Более того, Б.М. Гунько всю свою жизнь оставался убежденным сталинистом, крайне негативно реагируя на критику И.В. Сталина.

О трагедии своей семьи Б.М. Гунько написал стихотворение «Отец»:

  Я пришел на могилу отца,

Чтобы вспомнить и поклониться.

Вот стою здесь — и не с лица,

А из сердца слеза струится.

Папа, милый! Прости меня,

Что к тебе прихожу не часто.

Я на фронте. Идет война.

Лютый враг рвет страну на части.

Папа, милый! Я был так мал,

Когда в темную ночь глухую

Тебя взяли… Я крепко спал,

Не почувствовал поцелуя.

А потом… У тебя — ГУЛАГ,

Много лет лишенья свободы.

Я не мог поверить никак

В то, что ты был врагом народа.

Мог бы душу себе сломать.

Слава Богу, что смыслил мало.

Помню, как убивалась мать,

День и ночь прошенья писала.

И всегда лишь один ответ,

Хоть вяжи из веревки галстук:

«Оснований к отмене нет,

В преступленьях своих сознался.»

…Умер Сталин. Пришел Хрущев.

В простачка рядился Иуда.

А потом… на Вождя пошел.

Оболгал — и смолчали люди.

Я не верил! Порой всердцах

В драку лез с равнодушной мразью.

Было два у меня отца,

И обоих облили грязью.

А еще, если вспомнить, дед

Был отважный соратник Ленина,

В тридцать пятом — и деда нет:

Оказался в числе расстрелянных.

Кто же крутит разбой в стране?

Тут какая-то скрыта тайна.

Лишь одно было ясно мне:

Не виновен товарищ Сталин.

В думах разум мутился мой.

Написал письмо тебе в лагерь.

Папа, милый! Не верь, родной,

Обвинениям этим наглым!

Надо мной смеялись друзья:

«Подожди! Вернется папаша,

Объяснит тебе роль Вождя,

И поймешь ты, что правда — наша!»

Ты вернулся. Я ждал с тоской

От тебя ужасных рассказов,

Что мол Сталин такой-сякой…

Только ты не сказал ни разу

Ничего худого о нем.

А когда тебе намекали,

Ты молчал, но таким огнем,

На пигмеев глаза сверкали!

Но однажды, как будто сор

Из души моей выметая,

Состоялся наш разговор.

Каждый день его вспоминаю!

Ты сказал мне: «Поверь, сынок, —

Я прошел тяжелую школу.

Много раз сломаться бы мог

От обиды своей и горя.

Я ведь был пред народом чист,

А меня, как врага, сослали.

Вот поробуй тут, удержись,

Не скажи, что виновен Сталин!

Мог бы с лютым спеться зверьем,

Встать в шеренги всякого сброда,

Если б только «свое – мое»

Ставил выше судьбы народа.

Вот сегодня твердят кругом

Что был слишком жестоким Сталин.

А я думаю о другом:

Будь он мягче — что б с нами стало?

Повторяют — ГУЛАГ! ГУЛАГ!

Я то знаю, кто был в ГУЛАГе.

В основном был заклятый враг —

Бесноватый, жестокий, наглый.

Правда, видел я и других,

Попадались святые души.

Но сажали-то их враги,

Чтоб вернее страну разрушить!

Помяни мое слово, сын, —

Эта стая себя покажет,

Еще бросятся злые псы

На страну нашу в диком раже!

С новой силой поднимут вой,

Разведут клеветы болото,

Чтоб топить в нем советский строй,

Превратив людей в идиотов.

А потом… Впрочем, что гадать!

Нужно быть ко всему готовым.

И к тому, чтобы жизнь отдать

За великое и святое.

Помни, сын мой, бесценна жизнь,

Если есть в ней высокий подвиг.

Помни: ГЛАВНОЕ — СОЦИАЛИЗМ!

Без него — только ложь и подлость.»

Так сказал ты в тот день святой,

Обрубив все сомненья разом.

И до гроба поставил в строй

Мое сердце, душу и разум.

Только так! но откуда мне знать —

Будь иною твоя позиция,

Может быть, «демократом» стать

Повелела бы мне амбиция?!

И ходил бы я в подлецах

С легомысленно-злой бравадой,

Что обидели, мол, отца,

И мне «этой страны» не надо.

Как подумаю всякий раз,

Стынет дух от таких видений.

Это ты меня, папа, спас,

Бескорыстный мой добрый гений.

Папа, милый! Клянусь тебе:

Все исполню твои заветы,

Как и ты, не согнусь в борьбе

За победу Страны Советов.

И пускай беснуется враг,

Пусть лютуют его ОМОНы,

Но взовьется наш красный флаг

Над Москвою и Вашингтоном!

Никогда не сломят меня

Ни опасности, ни усталость.

На передний рубеж огня

Поднимает святая ярость.

Мне не нужен иной удел,

Мне с иной судьбой не ужиться.

Правда столько нависло дел,

Что порой голова кружится.

Потому ты прости меня,

Что к тебе прихожу не часто.

Будет мир. А пока — война.

Лютый враг рвет страну на части.

1997

Это стихотворение поразительно напоминает написанную за 60 лет до него «Судьбу барабанщика» Аркадия Гайдара, автор которой попытался понять, как поступит сын репрессированного командира Красной Армии, встретившись с настоящим врагом своей страны.

После окончания Московского химико-технологического института имени Д.И. Менделеева, Борис Михайлович работал в научно-исследовательских институтах. Он был отличным инженером, талантливым изобретателем и нелегким в общении человеком, привыкшим предъявлять очень высокие (и, возможно, чрезмерно высокие) требования и к себе и к другим.

В советское время Б.М. Гунько писал стихи для себя и не стремился их публиковать. Среди немногих его ранних произведений, которые в дальнейшем были опубликованы, следует упомянуть стихотворение «Козлы».  Это стихотворение, отличающееся энергичностью стиля и образностью метафор и гипербол, дает яркую картину деградации отечественной интеллигенции в 1950- 60-х годах:

  Чуть только к обеду приблизится день,

В объятьях табачного дыма,

Отбросив привычную русскую лень,

Взрывается матерщина.

И Вам за стеною никак не понять,

Да что ж там случилось такое:

То яйца какие-то станут считать,

То рыбу какую-то ловят!

Как будто стучит барабаная дробь,

Насквозь тишину разрывая.

…Аж с пяток согнав все морщины на лоб,

Ученый… «козла забивает»!

С величием дятла, долбящего сук,

С усердием, ставшим привычкой,

Шестерочный «дупль» кандидат наук

Глушит замусоленной фишкой.

От давки к стене прилепив живот

И шею жирафом выставив,

Кашлем до зелени матом рвет

Дядю какого-то пришлого.

А рядом, волнуясь, сидят и стоят

На корточках и на цыпочках,

Просунув сквозь дым лишь язык да глаза,

Какие-то нервные типчики.

Иному хоть в голову кол забей,

Хоть Лоллобриджидой разденься,

Хоть в задницу море Балтийское влей –

Не чувствует, нет, не шевелится!

Но только попробуй хоть раз в сто лет

«Пятерку» с «шестеркой» спутать.

Шалишь! Заорут, как взбесившийся лев,

Ежа по ошибке скушавший!

И тут матершинники входят в раж!

Такими бросаются шутками –

Девицам невинным кажется аж,

Что их раздевают и щупают.

И это, хоть трудно поверить тому,

Увы, каждый день повторяется…

А ГДЕ-ТО ВЕДЬ ПТИЦЫ ПОЮТ ВЕСНУ,

И КУБА В ОГНЕ СРАЖАЕТСЯ!

1960

Вообще говоря, сама по себе игра в домино ничего предосудительного не содержит. Плохо другое: новому поколению отечественной интеллигенции по большому счету не интересны ни птицы, которые поют весну, ни сражающаяся в огне Куба. Советская Интеллигенция превращается в «средний класс» и сереет на глазах. Этот процесс жестко и беспощадно описал тогда еще молодой инженер.

Любопытно, что о том же самом процессе несколько позже говорил литератор совершенно противоположных политических взглядов, который даже придумал термин «образованщина». По-существу, и Гунько, и Солженицин говорили об одном и том же процессе, но глядели на него с разных сторон.

Говорят, что свою кандидатскую диссертацию Б.М. Гунько написал… в стихах. Однако же руководство Института, в котором соискатель работал, не имея принципиальных возражений по научному содержанию, порекомендовало изложить материал в более традиционной форме. Борис Михайлович не захотел поступиться принципами и диссертацию переделывать не стал.

Я не знаю, факт это или вымысел. Но если и вымысел, то психологически вполне достоверный.

В совесткое время, будучи убежденным коммунистом, Б.М. Гунько не вступил и не пытался вступить в КПСС. «Для того, чтобы вступить в КПСС, — говорил он, — нужно было получить две рекомендации. Попросить рекомендацию я мог только у человека, обладающего двумя качествами: во-первых, он должен быть членом КПСС, а во-вторых, заслуживать мое уважение. К сожалению, в жизни я так и не встретил двоих людей, обладавших обеими этими качествами одновременно».  Тем не менее, Борис Михайлович успешно закончил Университет Марксизма-Ленинизма. Правда, его дипломная работа, посвященная роли искусства в коммунистическом воспитании трудящихся, вызвала у идеологического начальства явное неудовольствие.

В конце 1980-х годов ранее никому не известный инженер-химик Гунько выдвигается в число ведущих российских поэтов. Его позиция не укладывается в классификацию российского политического спектра, которую пытались навязать общественности антисоциалистическе силы. С одной стороны – Борис Михайлович — убежденный коммунист, а с другой – коммунист, не имеющий никакого отношения к номенклатуре и ее политике. По тем временам это казалось весьма странным. Б.М. Гунько в числе немногих авторов критикует политику коммунистической номенклатуры слева. И к тому же никак не стремится войти в круг этой самой номенклатуры. Что же касается «демократов», то с ними поэт несовместим абсолютно, видя в них персонажей своего стихотворения про козлов.

В отличие от большинства прекраснодушных российских интеллигентов Б.М. Гунько практически мгновенно раскусил сущность «перестройки» и понял, чем она неизбежно закончится.   После появления в «Советской России» статьи «Не могу поступиться принципами» Б.М. Гунько связывается с Н.А. Андреевой и вскоре создает вместе с ней общественную организацию левокоммунистической ориентации. А затем вступает во вновь созданную Российскую Коммунистическую Рабочую партию и становится одним из ее лидеров. Осенью 1993 года Б.М. Гунько активно участвует в защите Дома Верховного Совета.

В стихах, созданных Б.М. Гунько в 1990-2006 гг., мы можем выделить несколько идейных линий. Главная линия: осмысление исторического процесса вообще и поражения коммунистического движения в конце 20-го века в частности. Об этом говорится в программном стихотворении Бориса Михайловича:

 

*   *   *

Когда коснеющий в пороке старый мир

Уже готов был к самоисстребленью,

Ему высокий Разум воскресил

Из тьмы веков великую Идею.

Не в первый раз, увы, не в первый раз

Она спасенье миру предлагала,

И вряд ли ныне кто-нибудь из нас

Укажет, где лежит ее начало.

Еще Христос средь дикости людской

Ее огнем сердца так жарко трогал,

Что назван был восторженной толпой

Спасителем, Мессией, Сыном Бога.

Он говорил, что нужно жить любя,

Что не дано спасения иного,

Что путь единственный к спасению себя

Лежит через спасение другого.

И шли века. И зрела эта мысль.

И увлекала в райскую нирвану.

…И вновь распят, он возносился ввысь

Над страшным миром лжи и чистогана.

И грянул век, когда не Бог, не Царь

И не Герой, а труд животворящий

В самом себе открыл дорогу в рай.

И не в загробной жизни, в настоящей!

И встал с колен великий мой народ,

И сразу стал неповторимо молод.

И властно устремили мир вперед

Скрещенные над миром Серп и Молот.

Тот новый Крест был прежнего Креста

Преемником естественным и правым.

И старый мир затеял неспроста

Над ним свою коварную расправу.

Не смог его он силой побороть

И взял тогда иное направленье,

Чтоб одолеть и дух его, и плоть

До мелочей расчитанным растленьем.

И он пустил свой трупный сладкий яд

Рекою лжи в сознание народа.

И был народ рекою той объят,

Вдруг превращен в ничтожного урода.

И весь великий труд бесчисленных веков,

Созвездья подвигов и мысли исполинской,

Послушно став страною дураков,

Отдал народ за право жить по свински.

И все, что знал, кощунственно забыл.

И что любил, чему так жарко верил,

В бреду кликушества попрал и оскорбил

Бессмысленной, позорною изменой…

И снова все сначала и сполна —

Кровь, нищета, путь из баранов в люди,

И, может быть, последняя война,

После которой ничего не будет.

И только через много тысяч лет,

Когда туман иссякнет ядовитый,

Возникнет жизнь и сумрачный рассвет

Вновь позовет к страданиям и битвам.

Все может быть… Но может и не быть.

И никогда не вспыхнет факел Жизни,

Коль столько раз мы не могли доплыть

До благодатной тверди Коммунизма.

1998

Борис Михайлович воспринимает возвращение нашей страны «в русло мировой цивилизации» как всемирно-историческую трагедию. И видит ее главную причину – потерю исторической перспективы. Будущее человечества остается более чем проблематичным и, что хуже всего, сил и желания для борьбы за лучшее будущее у большинства людей сегодня нет.

Многие левые авторы рассматривают события, приведшие к краху советской системы, как результат козней западных спецслужб. Говорится об этом и в стихотворении. Но козни спецслужб – не главное. Главная проблема в том, что от выбора, сделанного Россией в 1917 году, отказался сам народ. И ради чего?  Ради «права жить по-свински»! Почему?

Проблема поставлена, и поставлена серьезно. Хотя и не решена. Б.М. Гунько, как и многие другие современные коммунисты, не решается приступить к серьезному анализу существовавших противоречий социализма, к сожалению. Ибо в политике и в жизни побеждает тот, кто умеет анализировать опыт своих поражений и извлекать из этого опыта должные уроки.

Отношения между революционным авангардом и народом, который далеко не всегда склонен принимать революционные идеи, обсуждаются в следующем стихотворении

*  *  *

Напрасно пламень льет с трибуны Цицерон,

Напрасно в бой идут и праведник и воин,

Напрасны подвиги, молитвы и закон —

Народ имеет то, чего достоин он,

И не получит то, чего он не достоин!

НАРОД ИМЕЕТ ТО, ЧЕГО ДОСТОИН ОН!

Но если твой народ, словно свинья в хлеву,

Постыдно спит и сон его ужасен,

И ты восстал, чтобы зажечь ему

Свет истины высокой и прекрасной,

А истина ему не по уму…

УЖЕЛИ ТВОЙ ПОРЫВ НИКЧЕМЕН И НАПРАСЕН!?

Нет! Не спеши сказать, что твой народ — навоз,

Что бесполезно в нем пытаться сеять разум.

Не от навоза ли пышней цветенье роз,

Не в хрустале ль они не выжили ни разу?

Сей, сеятель! Терпи! Вези свой тяжкий воз!

ВЗОЙДЕТ СВЯТОЙ ПОСЕВ И ВОЗГОРИТСЯ РАЗУМ!

Взойдет святой посев! И праведный народ

Достоин станет лучшей, светлой доли.

Пусть на него тогда сам дьявол нападет,

Пусть он его лишить захочет воли, —

Народ имеет то, чего достоин он,

И ЖИТЬ В ЯРМЕ НЕ СТАНЕТ ТВОЙ НАРОД!

1993

 

Все сказано правильно, но я бы еще добавил, что Народ поймет Сеятеля и примет его идеи потому, что сам Сеятель является частью Народа, а не пришельцем с другой планеты.  Поэтому Сеятеля волнуют те же проблемы, которые по большому счету волнуют и народ. И, значит, взаимопонимание возможно, а в перспективе и неизбежно. Хотя может наступить и не так быстро, как хотелось.

*   *   *

— «Ох, нелегкая это работа

Из болота тащить бегемота!»

Ведь сегодняшний наш бегемот —

Это бывший советский народ.

Увы, но пассивность сегодняшнего бегемота в немалой степени порождена вчерашней КПСС. Однако эта пассивность не вечна. Сила Сеятеля в том, что он опирается на исторический опыт и более глубокий анализ действительности. А интересы у них с народом общие.

На более конкретном языке все эти идеи обсуждаются Борисом Михайловичем в популярной песне «Господа рабочие»:

  Господа рабочие, ИТР и прочие!

  Как там Ваши акции, ваучеры как?

  Вы ж такие львы были, когда рвались к прибыли,

  Что чуть не угробили бедных коммуняк!

 

  Господа рабочие, чем Вы озабочены?

  Видно, льются денежки бешеным дождем!?

  Чай, открыли лавочки Вы на те халявочки,

  Что вам напророчены свердловским вождем?!

 

  Господа рабочие, Вы ж теперь хозяева!

  Вот, небось, покушали, до упора, всласть!?

  Или Вас обставили, чуть Вы пасть раззявили

  На добро народное, чтоб его украсть?

 

  Господа рабочие! Коммуняк не слушайте!

  Хоть сто раз по морде Вас — за буржуя стой!

  Плюнет в морду — вытрите! Плюнет в душу — скушайте!

  Ничего, проглотите, вы ж народ простой!

 

  Коммуняки наглые, те, что машут флагами,

  Вам твердят про Родину. А на кой она?

  Вот набить утробину — это дело благое!

  А идеология быдлу на хрена?

 

  Господа рабочие! Вы ж теперь свободные

  Ото всех навязанных Вам когда-то прав.

  Потому не очень-то войте «Мама родная!»

  Будет жизнь голодная при крутых ворах!

 

  И не ждите жалости! Вы же сами, голуби

  Захотели шалостей в рыночном раю!

  А теперь, пожалуйста, хоть топитесь в проруби

  Иль хоть суйте голову «умную» в петлю!

 

  Ну а коль не нравится, так пора исправиться

  И буржую наглому наломать бока.

  Вновь под Красным Знаменем Родина-красавица

  Станет, как при Сталине, молода-крепка!

 

    И тогда завоеванный социализм,

    Как душу свою, береги.

    Ты ведь понял теперь, где кошмар, а где жизнь

    И куда тебя манят враги.

май 1995

 

Борис Михайлович очень хорошо чувствовал историчские аналогии и активно использовал их в своих стихотворениях

            *   *   *

«Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

Над нами царствовал тогда!»

Хвала тебе, о русский гений!

Через такую толщу лет

Никто не мог бы дать вернее

Генсека бывшего портрет!

…………………………………………..

Он продал все, чем мы гордились,

Привел к престолу упыря

Царя Бориса. И Земля

Пожаром страшным озарилась…

Но вновь ты прав: «Взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия вспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!»

 

В творчестве Б.М. Гунько обращает на себя внимание нетипичное для коммуниста положительное отношение к христианству. Для Бориса Михайловича христианство – не столько религия, сколько шаг человечества на пути к своему освобождению. Не так важен вопрос о Бытии Божием, как важна мысль о том «Что путь единственный к спасению себя лежит через спасение другого». Эту мысль, кстати, отбросил протестантизм, ставший идеологией быстро развивающейся буржуазии.

С точки зрения поэта символ коммунистического движения «серп и молот» является «новым крестом», законным преемником символа христианства – «креста». Но не просто законным преемником, а новым шагом на пути освобождения человечества.

 *  *  *

Зажигайте свечи и молитесь!

Это лучше, чем блудить и красть.

Только твердо знайте – небожитель

Не прогонит воровскую власть!

Подавайте нищим, подавайте!

Бог за это Вам грехи скостит.

Подавайте, но не забывайте –

Этим мир от горя не спасти.

Ну, а если Вы и в самом деле

Захотели Правды и Добра –

Лишь один есть путь к заветной цели,

По нему давно идти пора.

Поднимайте Красные знамена,

Пусть от злобы задохнется враг.

Поднимайтесь! Скоро миллионы

Станут к нам под этот Красный стяг!

Скоро грянет вдохновенный выстрел

Не одной, а тысячи «Аврор».

Становись в шеренги коммунистов,

Хватит свечек, псалтырей и нищих,

Становись, труба играет сбор!

Октябрь 1994

 

Впрочем, о связи коммунизма и христианства много говорят ныне и деятели КПРФ. Но между их позицией и позицией Б.М. Гунько есть принципиальная разница. Для деятелей КПРФ крест – символ определенных, прежде всего, национальных традиций, далеко не все из которых можно считать революционными. А для Гунько крест – символ революционного духа и революционных надежд наших далеких предков.

*   *   *

И вновь Христос ошибся в людях,

И вновь распят.

И вновь все тот же жребий будет

Для тех, кто свят.

И снова стыд объявлен хламом,

И честь не в счет.

И вновь кричат менялы в храмах:

«На хоз-рас-чет!»

И вновь Ученье вне закона,

Оболган Бог.

И человечность в шею гонят

Мешок и рок.

И выше всех приобретений

В ходу старье:

Ветхозаветный шелест денег

И вопль: «Мое!»

И вновь главенствует Хо-зя-ин!

Не Друг, не Брат!

И бескорыстье освистали,

Ликует враг.

И снова льется кровь народов

Моей страны.

И снова правят бал уроды —

Пир Сатаны.

И вновь на бедных и богатых

Раздел судьбы.

И значит, вновь возьмут когда-то

Топор рабы.

И значит, снова будет Чудо

И Жизнь — вперед!

И всецелующий Иуда —

На эшафот!

«Всех святых, воссиявших над Русью, надо мною колышется флаг!» — говорил Б.М. Гунько в своем стихотворении, написанном в Белом Доме 1 октября 1993 года.

Был ли Борис Михайлович Гунько, один из лидеров левого крыла российского коммунистического движения, верующим человеком? Хотя бы в глубине души? Мы это уже никогда не узнаем…

Борис Михайлович очень любил классическое искусство и, прежде всего, музыку. У него был прекрасный голос и, по-видимому, все данные для того, чтобы стать профессиональным оперным певцом. Но жизнь сложилась по иному.

Борис Михайлович Гунько был одним из немногих современных российских коммунистов, по настоящему понимавших роль искусства в революционной борьбе. Его коммунистические взгляды в немалой степени подпитывались крайней антиэстетичностью капитализма. Более того, искусство и революционную борьбу поэт просто не разделял:

 *  *  *

Звучала Скрипка. Бах. Чакона.

Как Откровенье прост и горд.

Непоборимые Законы

Глаголил страждущий аккорд.

И в половодье дивных звуков,

Яснее, чем из тысяч книг,

Сгорая в радостях и муках

Я Правду высшую постиг.

Я понял – Жизнь дана для Мысли,

Мысль – для борьбы за идеал.

…Звучала Скрипка. Коммунистом

В далекой юности я стал.

Май 1994

В своей работе «Взлетит ли птица на одном крыле» Борис Михайлович прямо обещает, что после победы Революции Советская власть заставит должностных лиц слушать симфоническую музыку в административном порядке (что, надо думать, будет способствовать снижению коррупции). Эта идея может оказаться небесполезной, разумеется, в сочетании с другими методами контроля над должностными лицами.

В этой же работе Б.М. Гунько пишет об эстетическом воспитании, как о важнейшем приоритете социалистической системы образования.

Мысль о том, что «Красота спасет мир» была внутренне близка Борису Михайловичу. Однако он хорошо понимал, что механизмом реализации этой идеи является борьба трудящихся против правящего современным миром Его Препохабия Капитала. А красота вдохновляет трудящихся на борьбу. Более того, только начав бороться за лучшее будущее для себя и своих детей, люди смогут по-настоящему понять и полюбить эту красоту.

1 мая 2006 года Борис Михайлович Гунько шел во главе колонны РКРП-РПК от площади Маяковского в центр. Он читал свои стихи, комментировал текущие политические события. После митинга он попрощался с товарищами и сказал: «До встречи 9 мая!».

Эта встреча не состоялась. 4 мая Борис Михайлович скоропостижно скончался.

Наверное, не со всеми политическими взглядами Бориса Михайловича Гунько можно полностью согласиться. Но это, по большому счету, и не важно. Отдельные политические разногласия никак не могут и не должны сказываться на оценке литературного творчества крупнейшего поэта-коммуниста нашей страны.

Это творчество навсегда останется в истории России и русской литературы.

С.В. Багоцкий